Улица без рассвета. Страница 3

Воспоминания пронеслись вихрем.

…Осенью 1913 года в университет Кленова, одного из городов Западной Украины, которая находилась тогда под властью Австро-Венгерской империи, был принят новый студент - Зенон Курипа. Отец его имел лавку и был богатым хозяином в селе под Кленовым. Он дал взятку чиновнику министерства образования, ведавшего приемом, и Зенону сравнительно легко удалось поступить в университет.

В университете Курипа сразу же попытался войти в круг "золотой молодежи". Сыну лавочника льстило быть на "ты" с графскими и баронскими сынками, он не жалел родительских денег на гулянки в "высоком обществе". Родовитые друзья охотно принимали приглашения Курипы.

Отец Зенона не только не возражал против такого поведения сына, но и поощрял его. Он понимал: "высокие" знакомства могут когда-нибудь пригодиться.

Словом, все шло хорошо до одного случая.

Стоя у тонкой дощатой перегородки, за которого была студенческая курилка, Курипа услышал знакомые голоса. Беседовали граф Казимир Дзендушевич и Стась Клонский - сын генерала.

- Понимаешь, нет денег, - жаловался Дзендушевич. - А завтра у Ядвиги день рождения. - Голос у графа - тонкий, пронзительный.

- Плохо дело, - басил Клонский. - Без подарка нельзя.

- Где достать, не знаю, хоть кради.

- Как можно! - Притворно испуганным голосом произнес Клонский. - Зачем же воровать! Воровать, ваше превосходительство, грех. Другой выход можно найти.

- Какой?

- Займи у этого мужика, у Курипы. Он даже рад будет - такая честь для него - одолжить графу Дзендушевичу без отдачи.

- Идея, - обрадовался Дзендушевич. - Как я сразу не подумал!

Курипа стоял у стены, красный от злости. Подслушанный разговор открыл глаза на многое. Теперь он понял двусмысленные перемигивания и улыбки, с которыми встречали студенты из аристократического круга его приглашение "провести вместе вечер". Вспомнил, что ни один из них ни разу не пригласил его к себе домой. А каким холодно-презрительным взглядом смерила его сестра Дзендушевича, когда во время случайной встречи в театре брат представил ей Курипу.

Мечты сына лавочника пробраться в "высший круг" погибли. Но Курипа не сдался. Не такой он был человек. С давних времен Курипы держали в своих руках все село. С давних времен отличались жестокостью, хитростью, настойчивостью в стремлении к наживе. Таким был и Зенон. Злоба, что душила его, не затмила разума. Он понял: надо найти другой путь, чтобы "выбиться в люди", и решил стать "демократом".

Правительство императора Франца-Иосифа строго следило, чтобы в учебные заведения не попадали "неблагонадежные" и "чернь". Учиться в университете могли только дети состоятельных родителей, которые доказали свою преданность монархии Габсбургов.

Лесь Кравец - однокурсник Курипы - был исключением из общего правила. Отец Леся, почтовый чиновник, пятьдесят лет верой и правдой прослужил Австро-Венгрии, его безупречный послужной список и помог сыну стать студентом университета.

Но Кравец не оправдал надежд, которые на него возлагались. В университете он вскоре приобрел репутацию человека, который сочувствует идее единения Галичины с "Великой Украиной" и Россией. Имя Леся Кравца начало пользоваться все большим и большим популярностью среди прогрессивной части интеллигенции города.

Курипа не жалел сил, чтобы войти в доверие к этому человеку, подружиться с ним. И вот однажды Кравец сказал:

- Сегодня пойдем к одному знакомому. Там будем читать книги, полученные из России.

С этого дня Курипа начал аккуратно посещать кружки, где читали вслух книги библиотеки "Русская беседа", устраивали лекции по русской истории и культуре. Проникнуть дальше, принять участие в политической деятельности Курипе не удавалось - ему не доверяли. Он это понимал и ждал случая, чтобы доказать свою преданность новым идеям. Курипа знал, что не пропустит удобного случая, и в мечтах уже видел себя блестящим оратором, выдающимся политическим деятелем.

Война разбила мечты Курипы…

Австрийское правительство сразу же, обвинив в шпионаже, бросило в концентрационный лагерь тех, кто хоть чем-то проявлял оппозиционные настроения. Кравец случайно остался на свободе: его не было в Кленове, он гостил у родственников в деревне. Что касается Курипы, то его вызвали в полицию и, прочитав родительское напутствие, отпустили.

- Вы молодой, - сказал седоусый, с пышными бакенбардами начальник полиции, который сидел в кресле под портретом Франца-Иосифа. - Нам жаль вас и ваше будущее. Постарайтесь исправить свои ошибки, иначе…

Начальник поднес к носу Курипы толстый, пожелтевший от табака указательный палец.

Курипа, не отрываясь, смотрел на палец полицейского. Рука не шевелилась, двигался только перст - предупреждающий и предостерегающий. В нем было нечто символическое. И Зенон Курипа понял, что снова влип в историю.

Из полиции Курипа вышел с тяжелым сердцем. И на этот раз ему не повезло выбиться в "хозяева жизни". Ни среди аристократов, ни среди либералов он не нашел себе места. Надо было искать новые ориентиры на темном жизненном пути.

Осенью 1914 года русские войска взяли Кленов. На балконах, по старому, еще средневековому обычаю, жители вывесили в честь праздника ковры. Толпа приветствовал усталых, пыльных воинов. Вскоре в магазинах появились объявления: "Здесь продаются лучшие российские товары из самой Москвы".

Лесь Кравец развернул кипучую деятельность. Он принимал участие в пикниках с российскими офицерами, организовывал благотворительные обеды в честь русских солдат, выступал на многочисленных собраниях "русофилов".

Курипа избегал встреч с Кравцом. От прежних "симпатий" к России у него не осталось и следа. В памяти представал угрожающий полицейский палец. Курипа не спешил публично выражать свои симпатии к русским, рассматривал, выжидал.

События подтвердили верность такой тактики.

Российские войска покинули город. Снова на улицах зазвучала немецкая речь, появились усатые венгерские солдаты с широкими сверкающими палашами, холеные гинденбургские офицеры смотрели на мир сквозь монокль, вставленный в презрительно прищуренные глаза. Прежняя власть, крепкая, готовая выдержать еще и не такие испытания, вернулась.

И, глядя на гладких, сытых лошадей немецкой тяжелой кавалерии, на пушки, которые, задрав в небо широкогорлые стволы, с грохотом катились на восток, слушая рокот "Таубе", что парили над крышами Кленова, Курипа решил сделать важный ход в жизненной игре. Он вспомнил о своих связях с либералами и пришел к выводу, что эти связи теперь могут ему пригодиться, правда, совсем не так, как он когда-то думал…

С прочитанных книг Курипа представлял контрразведку темной, мрачной зданием с множеством закоулков, покореженных переходов, где снуют таинственные люди, пряча лица под низко спущенными полями шляпы и высоко поднятым воротником пальто.

На самом деле все оказалось намного проще. Солдат провел Курипу в большую, хорошо меблированную комнату и вежливо попросил подождать. Такая комната могла быть приемной врача, адвоката, а то и просто гостиной в зажиточном доме. Кожаные кресла вокруг широкого квадратного стола, несколько иллюстрированных журналов на нем, коричневый диван, покрытый белым полотняным чехлом, создавали обстановку, похожую на домашнюю.

Минут через пять Курипу позвали в кабинет.

Тонкий, щеголеватый офицер с напомаженными, гладко зачесанными назад волосами, от которого очень пахло одеколоном, едва поднялся из-за стола, отвечая на почтительный поклон Курипы.

- Курите? - спросил офицер. - Прошу вас.

Зенон открыл лакированную коробку с сигарами, не подозревая, что крышка посыпана тонким слоем порошка и теперь на ней остались отпечатки пальцев "гостя". Когда Курипа пойдет, отпечатки переснимут, и они останутся в архиве контрразведки.